| |
|
Триумфатор
 Трагические
обстоятельства ухода из Большого театра и преждеременная смерть почти
неузнаваемо скорректировали образ Мариса Лиепы за последнее десятилетие.
Образ жертвы властей давно затмил образ танцовщика. Между тем, блестяще
вписавшись в эпоху "золотого века" Большого балета, он создал собственную
эпоху - эпоху Лиепы.
Он пришел в Большой в 1960-м. Это было время расцвета Николая Фадеечева,
дебютов Владимира Васильева, Михаила Лавровского, Юрия Владимирова. Карьера
Лиепы не была столь предначертанной и прямолинейной, как у большинства
сверстников: для рижанина, даже блестяще окончившего Московское хореографическое
училище по классу Николая Тарасова, шансов попасть в "главный театр страны"
не было. Он укреплял национальные кадры в Рижском театре оперы и балета,
танцевал ведущие партии в Музыкальном театре имени Станиславского и Немировича-Данченко.
И только пять лет спустя осуществил свою детскую мечту - вышел на сцену
Большого театра Принцем в "Лебедином озере".
На московскую сцену Лиепа принес неведомый здесь ранее тип танцовщика-интеллектуала.
Интеллектуала не в том понимании, что, стерев грим, он рассуждал о Джойсе
или Дос Пассосе. Москвичам, которые испокон века главным достоинством
считали лавину чувств, от которой мог бы захлебнуться четырехъярусный
зал, он противопоставил рассудочную точность в выстроенности ролей. Традиционному
московскому театру переживания он противопоставил театр представления.
Аристократов на этой сцене уже видели, интеллектуалов - нет. Недаром даже
репортажные фотографии с
репетиций, так любящие фиксировать красивость балетного пота и созидательный
порыв танца, на Лиепе спотыкались - и чаще всего запечатлевали его в статичный
момент обдумывания роли. Стиль Лиепы в Большом ценили. Он осваивал одну
за другой партии балетных принцев и героев: Альберт в "Жизели", Принц
Дезире в "Спящей красавице", Юноша в "Шопениане", Ромео, Видение Розы.
Был партнером лучших балерин театра - Плисецкой, Бессмертновой, Максимовой.
Исправно получал звания и награды, нес свет русского балета в зарубежные
массы. И оставался чужим для собственного театра. В Москве на Лиепу продолжали
ходить, как на латышское кино - непонятное, но влекущее "не нашей", западной
жизнью.
Необходимая консистенция интеллекта, стиля, воодушевления была найдена
почти случайно: на одной из рядовых постановочных репетиций "Спартака"
Лиепу - потенциального героя в третьем составе - попросили "походить"
за Красса. Эта репетиция изменила судьбу Лиепы. С той поры на протяжении
десятилетия Лиепе удавалось всё, за что он брался. В Большом он создал
себе имидж победителя, рифмовавшийся с его "Триумфом Рима", оживавшим
на сцене в "Спартаке".
После "Спартака" были мировое признание, еще десятки ролей - интересных,
но не встававших в один ряд с Крассом, еще сотни гастролей, съёмки в телевизионных
фильмах, работа хореографа и педагога. Оказавшись вне Большого театра,
Лиепа еще долго хранил образ победителя, отчаянно цеплялся за продолжение
творческой жизни. Но Красс уже пророчески пережил на сцене непоправимость
опустошения после великого триумфа, а в мемуарах появилась строчка о любимом
сценическом образе: "... я отдал ему больше, чем артист вообще в праве
отдать своему герою".
Газета "Культура",№ 29, 2 августа 2001 г.
|
Вернуться
Вверх