|
|
"Щелкунчик" без елки
Михаил Шемякин поставил "Щелкунчика"
в Мариинском театре
Долгожданный
спектакль, премьера которого готовилась полтора года и откладывалась четыре
раза, стал козырной картой Первого международного фестиваля балета "Мариинский".
Еще задолго до первого появления на публике этого "Щелкунчика"
окутала пелена слухов и скандалов. Своими глазами увидеть результат съехался
бомонд со всех концов света.
Главным действующим лицом нового "Щелкунчика" стал художник
Михаил Шемякин - автор общей концепции, декораций и костюмов постановки.
Именно ему - дебютанту в балетном театре, для которого не существует непререкаемых
авторитетов и непреодолимых табу, доверили создать спектакль, который
должен вывести императорский Мариинский балет на светлую магистраль современного
художественного процесса.
Наделив Шемякина полномочиями постановщика спектакля, Гергиев был прав:
любой русский балетмейстер накрепко спелёнут великими традициями былых
постановок "Щелкунчика". Этот спектакль насчитывает вековую
историю (премьера состоялась в Мариинском театре в 1892 году) и невероятное
количество версий. Примирить Чайковского и Гофмана с прекраснодушными
балетными снами пытались чуть ли не все отечественные классики: Лев Иванов
и Александр Горский, Федор Лопухов и Василий Вайнонен, Юрий Григорович
и Игорь Бельский.
Шемякин соблазнился предложением Валерия Гергиева совместными усилиями
превратить незамысловатый детский утренник в гофманскую фантасмагорию,
вернув "Щелкунчику" трагический накал Чайковского. В этом спектакле
не место рождественскому теплу, тихим семейным радостям и идеальным линиям
классического балета. Елка выброшена из интерьера, как ненужный хлам.
Домашний уют Штальбаумов Шемякин вывернул наизнанку, продемонстрировав
грязную кухню этой семейки, в которой между жирными окороками и пышными
колбасами орудуют крысы, а в парадных комнатах, где Машу третируют папаша
с мамашей, брат Фриц, няня и дедушка-подагрик, снуют карлики. Блаженного
фокусника Дроссельмейера (экс-"лицедей" Антон Адасинский) он
превратил в зловещего лысого горбуна, а Машеньку в простодушном платье
Наташи Ростовой - в невротического тинейджера кислотной эпохи. И на пути
в мир абсолютного счастья - лавку сластей Конфитюренбург - героев (Наталья
Сологуб и Андриан Фадеев) закручивает не умиротворяющий белоснежный хоровод
метели, а зловещий вихрь двадцати четырех танцовщиц в черных пачках во
главе с Королевой снежинок (Дарья Павленко).
У балетмейстера Кирилла Симонова провокации Шемякина энтузиазма не вызвали.
Начинающий хореограф, призванный под знамена "Щелкунчика" после
того, как распался тандем Шемякина с Алексеем Ратманским, позволил единственное
отступление от канонов благонамеренности - в порыве радости его Машенька
прошлась по сцене колесом. Все остальное время танцовщики лишь придавали
экспрессии привычным арабескам и аттитюдам. (Только автономно существующий
в спектакле Антон Адасинский оказался органичен в гротескных интерьерах.)
Добравшись до бесконечно длинной сюиты национальных танцев, в которой
не скрыться за причудливыми костюмами, действие безнадежно забуксовало,
превратившись в неуместно затянувшуюся шутку. А Вальс цветов и па де де
выглядели добротно сданным экзаменом по классическому наследию.
Впрочем, балета от этого спектакля и не ждали. В самом консервативном
отечественном театре, многие десятилетия хранившем принципы театра-музея,
Михаил Шемякин совершил революцию - создал новый театральный жанр. И Нью-Йорку
наверняка будет приятно обнаружить в новом русском чуде свое излюбленное
эстрадное шоу.
"Ведомости", 2001, № 26, 14 февраля.
|