| |
|
Надежда Грачева:
Я не превращаю балет в работу
 Надя,
совсем недавно после большого перерыва вы вернулись на сцену. Что вы чувствовали
на этот раз, стоя в кулисах перед первым выходом Никии?
На сцене Большого театра в последний раз перед уходом я танцевала в прошлом
сентябре. Так что перерыв длился больше года. Я знала, насколько ответственно
и сложно будет возвращаться, поэтому еще до своего первого спектакля в
Большом много потанцевала. Впервые вышла на сцену еще 29 апреля в Тунисе
в "Дон Кихоте". Потом был ряд концертов за рубежом. Все лето
я готовилась к "Лебединому озеру" в Большом - оно было назначено
на 2 сентября, но обстоятельства сложились иначе… И я уехала на гастроли
- на этот раз в Японию. За месяц станцевала восемнадцать "Дон Кихотов"
и три "Сильфиды".
И когда я наконец дождалась своего спектакля в Большом, за кулисами волновалась,
конечно, безумно. Но стоило мне сделать шаг на сцену, как я почувствовала
всё родное - родные стены, родной зрительный зал. Я поняла, что я дома,
и успокоилась.
Вы специально выбрали для возвращения свою любимую "Баядерку"?
Когда мой педагог Марина Викторовна Кондратьева меня спрашивала: "Каким
балетом, вернувшись, ты бы хотела начать?", я, не задумываясь, всегда
говорила: "Баядеркой". И даже когда в афишу поставили "Лебединое",
почему-то до конца в это не верила. Так что это, видимо, судьба.
Спектакль шел в прямой трансляции по телеканалу "Культура".
Это обстоятельство как-то на вас повлияло?
Я вспомнила о том, что спектакль транслировался, только после того, как
все закончилось. Телевидение - это очень ответственно, и хорошо, что во
время спектакля я об этом не задумывалась.
Как вы вообще относитесь к экстремальным обстоятельствам? Они вас мобилизуют
или, наоборот, мешают?
Когда я настраиваюсь на спектакль, то ни на что больше не отвлекаюсь.
Я думаю только о том, как на протяжении всего спектакля провести единую
линию образа, точно выстроить его драматургию. И меня трудно с этого сбить.
Я достигла той степени профессионализма, когда на сцене уже не думаешь,
как сделать то или иное движение. Мне важно прожить жизнь вместе с моей
героиней.
Надя, а случается, что у вас на спектакле что-то вдруг не получается,
возникают какие-то накладки?
Все мы живые люди. Непредвиденные обстоятельства бывают со всеми - то
туфель попал в дырку, то что-то под ногу попадет, и поскользнешься. Но
эти мелочи меня из образа не выбивают.
Вы великий боец…
Вне театра у меня мягкий характер, в жизни я не могу быть бескомпромиссной.
Что касается моей профессии, то я борец. В театре я никогда не обхожу
сложности, стараюсь не увиливать от них. Наоборот, пытаюсь усложнять себе
жизнь, особенно на репетициях. Этому меня учили с детства, еще мой первый
педагог в Алма-Атинском училище. И жизнь в школе, и особенно тяжелая,
несладкая жизнь в театре заставляет превращаться в борца. Жизнь вынуждает
балерину каждый день бороться с обстоятельствами и со своими недостатками
- иначе перестаешь развиваться. А мне хочется совершенствовать свой танец,
свое тело, узнавать в профессии что-то новое.
Даже теперь для вас существуют в балете какие-то секреты?
Конечно. Иначе можно было бы и не репетировать, я ведь станцевала в театре
весь репертуар. Но все идет вперед - усложняется техника, меняюсь я и
мое представление об образе. С тех пор, как я станцевала премьеру "Баядерки",
прошло десять лет. Тогда я была еще совсем молодая, и у меня было совсем
иное понимание балета, чем теперь. Поверьте, если бы я с такими же эмоциями
и с такой же техникой танцевала Никию сейчас, это наверняка было бы неинтересно.
А каждая новая работа - это новые открытия. Конечно, есть единая и неизменная
школа. Но на таких спектаклях, как балеты Баланчина или "Дочь фараона",
вся труппа заново училась новой для нас технике. В той же "Дочери
фараона" используется мелкая техника стоп, которая практически не
встречается в русских классических балетах. Во французской школе культивируется
культура стоп, они должны петь и говорить. Этому нас учил Лакотт, благодаря
ему мы прошли огромную школу. Буквально в то же время, когда я репетировала
с ним Аспиччию, я станцевала "Жизель" и "Баядерку".
И все отметили, что мои стопы стали работать грамотнее и мягче.
Такой же важной работой была для меня "Сильфида". Когда только
появилась идея перенести к нам этот балет, никто даже не представлял,
что я смогу станцевать Сильфиду. Все привыкли, что мои партии - это Никия,
Эгина, Хозяйка Медной горы. Да я и сама думала, какая из меня Сильфида?
Я с такой опаской пошла на первую репетицию… Но Габриэла Трофимовна Комлева
стала из меня лепить совершенно другого человека. Это были бесконечные
репетиции, она ставила мне не только руки, ноги, но и весь корпус. У меня
болело просто всё, я репетировала до изнеможения. Но когда я вышла на
сцену, все сказали: "Этого просто не может быть. Это не Грачева".
Для меня это была лучшая похвала.
Но, конечно, школа есть школа, она неизменно сидит в нас с детства, а
все новое только накладывается на нее. Когда в Москву приезжал Йорг Маннес
ставить для "Новогодних премьер" свой балет "Четыре поцелуя",
он сначала пытался добиться от нас, чтобы мы точно копировали то, что
он поставил для западных артистов. Но там совсем другая манера - более
холодная, отстраненная, рациональная. Они танцуют одними ногами. Сначала
Йорг упорно требовал: "Не надо мне никаких эмоций, только пустое
холодное тело". Но в конце концов оказалось все же легче переделать
какие-то моменты в спектакле, чем русскую душу.
Вы не считаете, что душа находит выражение в чисто технических приемах?
Когда балерина танцует "Спящую красавицу" без epaulements, она
не соответствует ни стилю барокко вообще, ни канонам русской школы.
Да, такое, к сожалению, бывает. Но, уверяю вас, у любой Авроры, готовящейся
пробежать по ступенькам в первом акте, трясутся поджилки, потому что все
знают, насколько это сложная партия. И когда выходит молодая неопытная
балерина, я ее прекрасно понимаю: она пытается думать и о технике, и о
стиле, но у нее еще нет опыта, и она волнуется. И это все вместе! Но чем
больше балерина будет выходить и танцевать ту же "Спящую красавицу",
тем увереннее она будет себя чувствовать на сцене. Тем быстрее привыкнет
точно воспроизводить технику и стиль, тратя свои силы уже только на создание
образа.
Время от времени вы даете в театре и на гастролях класс, заменяя Марину
Викторовну Кондратьеву. Вам это интересно?
То, что я хочу преподавать и буду преподавать, для меня вопрос решенный.
Мне кажется, я не так мало знаю о своей профессии. Поэтому хочу помочь
молодым артистам, передать им всё, что знаю. Я сама, когда была еще совсем
неопытная, подходила к балеринам и просила, чтобы мне что-то объяснили
или показали. А недавно Настя Горячева попросила меня показать "разговорные"
диалоги в "Сильфиде", объяснить какие-то нюансы. Мне было приятно.
Значит, молодая балерина любит свою профессию и хочет расти и совершенствоваться.
Но сейчас, к сожалению, у большинства наших артистов нет никакой заинтересованности
в творчестве. Балет для них - это работа. Я до сих пор не представляю,
как можно сказать "Я иду на работу", когда идешь в театр.
Как вы считаете, эту проблему можно решить?
По-моему, чтобы решить проблемы театра, надо начинать со школы. Сейчас
если на целый школьный выпуск есть хотя бы один-два фанатично преданных
балету человека, это уже хорошо. Никто даже не стремится попасть на спектакли
в Большой театр, у них один ответ: "Я что, балета не видел?".
И большинство молодых артистов в театре просто отрабатывает положенное
время, ни о чем не задумываясь, а потом уходит по своим делам. Они пока
не понимают, что их равнодушие к балету видно на сцене. Им неинтересно,
что они танцуют. Вы видели, как сейчас выглядит тот же "Спартак",
"Аппиева дорога"? Мне на это смотреть больно.
Что же тогда по-прежнему держит вас в Москве?
Я очень люблю Большой театр. Это мой театр. Я здесь выросла, подготовила
все свои спектакли, я здесь танцую.
Несколько лет назад, в разгар войны в Югославии, вы регулярно танцевали
в Белграде и получили там титул почетной прима-балерины. Что вас заставило
рисковать?
Мне хотелось помочь людям, которые нуждались в чем-то светлом и прекрасном.
Шла война, все были напуганы, жили в ужасном состоянии. Но когда я приехала,
зал был битком набит, люди даже сидели в проходах. А после одного моего
спектакля в газете написали: "Когда Грачева танцевала Жизель, военные
действия на это время закончились". Разве это не приятно? Там я чувствовала
себя нужной.
С первых же лет работы в театре вы много гастролировали. У вас появились
любимые города, страны, театры?
Наверное, Япония. Это страна, где безумно любят балет и потребляют его
в огромных количествах. Ни в одной другой стране мира нет такого количества
балетных спектаклей, гастролей, гала-концертов, творческих вечеров. Меня
туда часто приглашают, у меня там много поклонников, некоторые из них
даже специально приезжают на мои спектакли в Большой театр. Это очень
приятно, когда к тебе подходят и говорят: "Как мы по вас соскучились!
Мы всегда рады вас видеть, приезжайте чаще!". Когда я бываю там,
то танцую почти каждый день. Поэтому, к сожалению, в Японии моя жизнь
делится между гостиницей и театром. Даже если случаются выходные, стараешься
просто отоспаться и поберечь свои ноги от лишних хождений.
Театр оставляет время на "жизнь"?
Когда есть работа, естественно, вся жизнь проходит в театре. Во время
постановочных репетиций "Дочери фараона" я находилась здесь
с утра до ночи, а домой приходила только для того, чтобы что-то съесть,
если хватало сил, и поспать.
Когда работы мало, большую часть времени пытаешься проводить дома. Но
все равно невольно думаешь о балете. А в последнее время отключиться от
театральной жизни вообще невозможно: даже когда я встречаюсь с друзьями,
знакомыми, разговор неизбежно переключается на театр. Проблемы настолько
обострились, что в своем кругу мы говорим только о них. Хочется, чтобы
времена изменились, чтобы в театр вернулась яркая насыщенная жизнь, чтобы
люди горели работой. А сейчас всем не хватает творчества.
Вам не кажется, что свою жизнь вы отдаете в жертву балету?
Может быть. В чем-то, конечно, да.
И не хотите изменить ситуацию?
Сейчас у меня такой потребности нет. Хотя не исключено, что когда-нибудь
ситуация изменится.
Что же тогда для балерины счастье? И можно ли его испытать в театре?
Для меня счастье - это выход на сцену Большого театра. Но, к сожалению,
это бывает так редко! Хочется танцевать больше. На сцене забываешь о проблемах
и получаешь истинное наслаждение. Неприятности, болезни, отрицательные
эмоции - все в эти минуты отступает и кажется неважным.
Газета "Большой театр", 2001, № 7, декабрь.
|
Вернуться
Вверх