| |
|
Этуаль - это вам не звезда
На Международном фестивале
балета "Мариинский" в течение четырех вечеров подряд презентовали
четырех звезд мирового балета. Петербуржцы имели возможность на практике
разобраться, чем французские etoiles отличаются от международных stars.
Аньес Летестю, Николя Ле Риш и Орели Дюпон представляли парижскую Национальную
Оперу, а русский танцовщик Владимир Малахов - Американский Балетный Театр,
Венскую Оперу и Штутгартский балет.
В переводе с французского etoile обозначает все ту же банальную звезду.
В профессиональной терминологии это высшая, пятая ступень в ранжирной
лестнице парижской Оперы, по которой медленно и упорно, из года в год
сдавая экзамены, карабкаются все артисты труппы. Приобщиться к сонму этуалей
дано немногим - одновременно носить это звание могут только шесть танцовщиков
и шесть танцовщиц. Даже главные партии не гарантируют попадания в эту
касту - в Париже можно всю жизнь исполнять главные партии, работать с
Пети, Бежаром и Ноймайером, но так и застрять в "первых танцовщиках".
Звание etoile фиксирует ту грань, которая отделяет первоклассного профессионала
от небожителя.
Появление в Мариинском театре парижских этуалей стало сенсацией: график
Оперы аналогичен конвейеру НХЛ, и руководство труппы не поощряет контакты
своих премьеров с внешним миром. Тем не менее, в намеченный срок и Манюэль
Легри, и Летестю, и Ле Риш, и Дюпон оказались в репетиционных залах Мариинки,
укрепив миф о жесткой дисциплине в парижской Опере, которая устраняет
все капризы, актерские вывихи, болезни и прочие непредвиденные обстоятельства.
Что такое французская школа, в России знают давно - в конце концов, питерскую
Академию имени Вагановой основал в 1738 году французский танцмейстер Жан-Батист
Ланде. Современная технология тоже изучена неплохо: чтобы оценить точность,
координированность, идеальную выворотность, высокие подъемы, стремительность
взлета и мягкость приземления, стабильность вращений в любом положении,
достаточно увидеть в концерте любую французскую пару в классическом па
де де. Проще сказать, что французской школе подвластно всё - исключая
двойные tours в воздухе, которым учат только в русских классах.
Идеальной моделью этой школы в Петербурге явилась 29-летняя Орели Дюпон.
Она пришла в Оперу всего на два года позже Летестю и через год после Ле
Риша. Но, в отличие от них, получивших первые большие партии из рук Нуреева,
Дюпон начала свое восхождение уже в постнуреевскую эпоху. Не ладно скроенная,
но крепко сшитая, она больше подходит для выполнения упражнений на бревне:
смелость, решительность и напор - так выглядит на сцене самая молодая
этуаль парижской Оперы. Ни природных данных, ни артистической породы,
ни галльского шарма - все заменено абсолютной надежностью выучки. Функционированием
подобного аппарата можно даже восхититься, если демонстрировать Дюпон
в нуреевских вариантах "Раймонды" или "Щелкунчика".
Но ей досталась "Ромео и Джульетта" Леонида Лавровского - четырехчасовой
марафон, где мало танцев и много актерской игры. Легендарный балет, в
котором даже посредственная местная Джульетта, вдохновившись пленками
Улановой, способна вдохновенно вскинуться в романтических поддержках,
в исполнении Орели Дюпон оказался тяжеловесным александрийским стихом,
прочитанным ровным голосом без точек, запятых и восклицательных знаков.
Однако французские технологии и французское мышление - вещи не тождественные.
Это стало очевидно, когда на сцене Мариинского театра появилась Аньес
Летестю, за две репетиции вошедшая в новую для себя редакцию "Лебединого
озера".
Летестю была легендой для тех, кто видел ее и Жозе Мартинеза во время
последних гастролей парижской Оперы в Москве. Официально 20-летняя танцовщица
пребывала тогда ровно на середине иерархической лестницы, но она уже была
этуаль и квинтэссенция рафинированного французского стиля. Одиннадцать
лет спустя та скрытая сила, которая только угадывалась в балерине в томном
Па де де на музыку Обера и взрывном дуэте Форсайта, теперь четко проявлена.
Не осталось и следа от мягких пружинящих мышц: линии рук и ног предельно
истончены и суховаты, корпус гибок и послушен. Ее тело превратилось в
отлично настроенный аппарат, на котором одинаково прекрасно звучит и "Жизель",
и Бежар, и Марта Грэм. Приученная работой в Опере к ежедневному столкновению
с разными хореографами, "Лебединое озеро" Летестю танцует так,
словно Мариус Петипа не покоится в Александро-Невской лавре, а по-прежнему,
как и сто лет назад, сидит в первой кулисе и наблюдает за ее выступлением.
Никакого пиетета перед классикой, никаких стилистических красот и актерских
"самовыражений". Полное доверие к авторскому тексту, в котором
заключено всё, - таков пафос французского стиля, который почему-то не
оценили просвещенные петербургские балетоманы, в антрактах требовавшие
от балерины "души".
Душу они получили, когда в "Манон" в роли Де Грие появился Владимир
Малахов и реабилитировался за тоску, организованную им в "Петрушке".
Вернув за несколько дней утраченные физические кондиции, по которым горевали
зрители, видевшие год назад "Жизель", он все же слегка балансировал
в мучительно медленных кантиленных вариациях, придуманных Макмилланом
для главного героя. Малахов не был столь стабилен, как Манюэль Легри -
еще одна французская звезда и знаменитый исполнитель главной мужской партии
в "Манон", танцевавший в начале фестиваля.
За десять лет, проведенных на Западе, Малахов не пытался трансформировать
школу, полученную на Второй Фрунзенской улице в Москве. Он лишь шлифовал
ее, придав беглость и упругость тягучим мягким ногам, которым приходится
тяжело и в стремительных, и в элегических темпах. Но, как для любого танцовщика,
выросшего в непосредственной близости к МХАТу, хореографический текст
не является для него единственной ценностью. И российский зритель, сметающий
из касс билеты на французских гастролеров, по-прежнему готов простить
его, если точность пируэта в аттитюде принесена в жертву естественному
жесту, обращенному к Манон Поэтому именно Малахову, а не Легри, удалось
оправдать трехчасовую пытку слезами Масснэ и Макмиллана и предотвратить
массовое бегство зрителей с кошмаров в болотах Луизианы на последний автобус.
"Ведомости", 2002, №45, 19 марта.
|
Вернуться
Вверх