|
|
Город-герой Петербург
За месяц до начала фестиваля балетная программа уже наполовину пройдена
Выбор
в балетной номинации, как всегда, не велик. Отсутствуют даже Борис Эйфман
и Евгений Панфилов, в течение пяти лет бесперебойно поставлявшие на "Маску"
произведения, вызывавшие обширное разлитие желчи у столичных критиков.
Скандал в благородном семействе на этот раз не предвидится: на главный
приз претендуют академические монстры - московский Большой театр и петербургская
Мариинка. Между ними затесался спектакль Красноярского театра оперы и
балета "Кармина Бурана, или Колесо Фортуны" - мистерия для солистов, хора,
оркестра и балета, созданная учеником Леонида Якобсона - петербуржцем
Александром Полубенцевым, и лишь с большой натяжкой вписывающаяся в номинацию
классического балета.
Большой театр, активно ищущий в последние годы новый имидж, в минувшем
сезоне с сенсационным успехом открыл для себя Баланчина ("Блудный сын",
поставленный в 1990-м и мгновенно выпавший из репертуара, и премьера 1997-го
- "Моцартиана", в которой занято семь артистов труппы, - не в счет). Два
изощренно сложных балета - пост-имперская роскошная "Симфония до мажор"
и черно-белый конструктивистский "Агон" - были освоены кавалерийским наскоком
- в течение месяца. Артисты лучились счастьем и благородным порывом проникнуться
стилем прихотливых баланчинских изысков. Но премьерный лоск московского
Баланчина за год несколько полинял: спектакль появился в афише сезона
лишь пять раз, и даже в мартовской программе "Маски" он повторен не будет.
Мариинская "Спящая красавица" за то же время очнулась ото сна, поначалу
казавшегося летаргическим. Красивая мечта об аутентичности, пробившаяся
в наш балет благодаря танцовщику и хореографу Сергею Вихареву, поначалу
не встретила единодушного восторга. Труппа Мариинского театра с явным
неудовольствием переучивала огромный - четырехчасовой - спектакль, осваивала
усложненные хореографические детали, отказываясь от эффектных трюков,
смиряла себя неудобными музыкальными темпами и тяжелыми пышными костюмами.
Теоретики тоже не верили в идею возвращения балета на сто лет назад. Сомнения
вызывала и подлинность хранящихся в Гарвардской библиотеке записей, датированных
началом нынешнего века (после революции их вывез на Запад режиссер Николай
Сергеев, работавший с Петипа), и возможность воспроизведения старых технологий
- от профессионально балетных до постановки света, кроя костюмов, изготовления
сценических украшений.
Но на премьере реконструированная "Спящая красавица" изумила не только
зрителей, но и своих принцев Дезире. Мариус Петипа - создатель высокодуховного
балета, очищенного от бессмысленной роскоши и неподвластного вкусам придворного
театра, - оказался трубадуром императорского театра, потрясающего своей
барочной избыточностью. Скромный узор крестьянского вальса "Спящей красавицы"
выводят 72 участника, превращая четыре элементарных движения классического
танца из программы третьего класса в апофеоз классического танца.
В Петербурге перед жюри фестиваля (привезти такой балет в Москву оказалось
невозможно) предстал спектакль, за год избавившийся и от мании величия,
и от комплекса неполноценности. Кордебалет и корифеи с привычной петербургской
сосредоточенностью четко "проговаривают" текст Петипа. Солисты демонстрируют
разную степень любви к нему. Игорь Колб, впервые в фестивальном спектакле
вышедший в партии Принца Дезире, осваивает шляпу и трость и демонстрирует
потрясающей красоты стопы. Светлана Захарова, на премьере бойко задиравшая
ноги за уши и раздиравшаяся в прыжках-шпагатах, стала похожа на барышню
из хорошей семьи.
Алексей Ратманский после "Каприччио", "Прелестей маньеризма" и "Снов о
Японии", поставленных для артистов Большого театра, превратился в самую
желанную фигуру российского балета. Вечер его одноактных спектаклей для
Мариинского театра - интеллектуально-шутливые игры "Поцелуй феи", "Средний
дуэт" и "Поэма экстаза" - вскоре после премьеры был показан в Москве.
Но в многочасовом концерте на сцене Кремлевского Дворце европейски изощренный
танец без сюжетных излишеств утонул среди "Корсара", "Лебединого озера"
и "Кармен". "Золотая маска" дает возможность оценить "концентрированного
Ратманского". И провоцирует выставить по ранжиру, кто лучше: Петипа, Баланчин
или Ратманский.
"Ведомости", 2000, № 34, 24 февраля.
|