|
|
Жизнь а-ля рюсс
"Лебединое озеро" Королевского балета
Обойма из четырех "Лебединых
озер" - вторая программа гастролей - как рукой сняла скуку, царившую
на открытии гастролей Королевского балета Великобритании. Анонсировав
спектакль как историческую постановку 1895 г., англичане насильственно
превратили Мариуса Петипа и Льва Иванова в соучастников достижений и провалов
балетного театра ХХ века.
При всем интересе к современности, который пытается привить себе отечественный
балет, уровень любого артиста и компании для нас все равно определяется
тем, что они могут в классике. Но, видимо, именно поэтому мало кто решается
привезти ее в Россию. Аншлага не было - летний интурист предпочитает натуральный
продукт, то есть русский балет в русском исполнении. Поэтому многие предпочли
основной сцене соседнюю Новую, где показывали свое "Лебединое"
погорельцы из Театра Касаткиной и Василёва. Зато проинспектировать главное
достояние национального наследия, с которого собственно и начался русский
балет, чуть ли не в полном составе явилась труппа Большого театра.
Занавес открыл зрелище нокаутирующее. Декорации воспроизводили легко узнаваемую
решетку Летнего сада. Вход в него подпирали два стрельца. В руки им были
вставлены арбалеты. На площади гомонила толпа: парубки в охристо-бордовых
шароварах и рубахах, подпоясанных красными кушаками, поселянки в кокошниках,
с которых свисали ленты. Взявшись за руки, они танцевали вальс - арабеск
вправо, арабеск влево. К ним присоединялись великовозрастные кадеты, в
ряды которых затесался одинокий офицер в кирасе образца "Парада на
Царицыном лугу", и трио танцовщиков с картин Дега - бархотки, банты,
черные корсажи "в рюмочку", - почему-то решивших показать профессиональный
класс прямо на улице. Принц, скинув шинель с каракулем на плечах на попечение
наставника - вылитого чеховского персонажа, разделял всеобщее бурное веселье,
пока перед воротами сада не появлялась сама Владетельная принцесса в платье
Анны Карениной. Народ разбегался, а перепившиеся кадеты и Принц вместе
с ними убегали на озеро. Увидев там филина, которого, судя по костюму,
можно атрибутировать и как лохнесское чудовище, они бросали оказавшегося
снова в своей обычной сказке царственного друга на произвол судьбы.
Бал в английском варианте превратился в рекламный каталог Фаберже на аукционе
Сотбис - золото, люстра, подсвечники, зеркало во всю высоту сцены, невесты
в золотых платьях с голливудских церемоний. Мазурку на этот бал пригласили
танцевать, судя по зеленовато-черным камзолам и островерхим шапкам с меховой
опушкой, монголов. Поэтому нет ничего удивительного, что передвигаются
они не мазурочным шагом, а просто бегом. В венгерском партнерша пыталась
взмахом ноги попасть в челюсть партнеру, а тот с грохотом падал перед
ней на колено. Испанцы трактовали темперамент как агрессивную дробь каблуков
и виляние бедрами. В этом изувеченном характерном дивертисменте трудно
узнать красоты Александра Горского. Но честь его не затронута - на афише
он просто не упоминается, хотя ему же принадлежит и некоторая часть па
де труа из первой картины.
Встреча со стаей заколдованных лебедей и их царицей шла по веками установившемуся
этикету Льва Иванова - entree, grand pas, включающее Танец маленьких лебедей,
adagio, вариацию и коду Одетты, прощание. В финальной картине предпочтение
было отдано версии Константина Сергеева (в Англии он тоже известен под
псевдонимом Петипа-Иванов) со вставным вальсом Чайковского "Звездочки"
и прикрученной к этой редакции смерти главных героев, которые, тем не
менее, под восходящее солнце плывут в райской золотой скорлупе по глади
озера.
Сделав тысячную попытку "объяснить" сюжет этого балета Чайковского
русскими корнями, автор английской версии Энтони Доуэлл пополнил ряды
неудачников: никому не удалось еще преодолеть все несуразицы "Лебединого
озера" лучше, чем наивным Иванову и Петипа.
Однако он смог, используя достижения предшественников, найти новую эстетику
в легендарных "белых" картинах балета. Изломав, к ужасу ортодоксальных
балетоманов, знаменитые прямые и диагонали Иванова, заставив их неловко
топтаться на невытянутых подъемах и ликвидировав знаменитые "волны"
рук-крыльев и нарядив английских мускулистых и невыворотных лебедей в
белые струящиеся тюники, Доуэлл превратил этих птиц в испуганных и нервных
сестер лебедей-мужчин Мэтью Бёрна. Их отгороженность от мира - контрапункт
доверчивости диалога Одетты и Принца.
И дело не в том, что в Лондоне не уважают классических традиций. Просто
для англичан классика - это забытый язык, красивый, но мертвый. Поэтому
балерина на партию Одетты-Одиллии - такая же функция в этом спектакле,
как в магазине вешалка для платья. От нее требуется не интерпретация,
а способность максимально надежно воспроизвести текст. Все три состава
отлично справляются с задачей. Хотя в классической вариации Одиллии зубодробильная
сложность, которая порой сбивает с ног петербургских балерин, ненавязчиво
ликвидирована: вместо assamble - легкая припрыжка, вместо эффектных renverse
- аттитюд, а изматывающие sisson'ы простодушно заменены на releve. Одинаково
невысокие, компактные и не обремененные красотой линий, Одетты-Одиллии
Королевского балета отличаются лишь тем, что Мияко Йошида вертит фуэте
в темпе allegro vivace, Джейми Теппер пока не научилась завершать его
двойными турами, а Тамара Рохо каждый третий поворот усложняет еще и тройным
пируэтом. Но все они словно бы боятся своим прикосновением изувечить текст.
В отличие от англичан, наши балерины все еще умеют читать на древних языках.
И все же порой их диалогу с современностью тоже можно позавидовать.
"Ведомости", 2003, июнь.
|